Винсент Валентайн

Эта ночь была тёмной, не такая как все, ни похожая ни на одну другую. Воздух был пропитан болотистым смрадом – даже здесь, в сердце страны, все ощущали этот настойчивый запах знакомый каждому еретику… и, каждому Инквизитору. Запах тёмных ритуалов, запах проникающих с той стороны сущностей что селятся в тёмных углах замков, и пожирают ночью неспящих. Особняк был возведён на мрачной возвышенности, и при свете луны был прекрасным и одновременно зловещим видением, усугубляло ситуацию лишь туманное озеро, растекающееся под склоном. В окнах сверкали инородные цвета, а окружение с каждой секундой лишь усугублялось – туман становился гуще, приторные запахи обжигали ноздри, и странные голоса сочились из пустот тумана. Лесные звери затаились в молчании, ощущая присутствие тёмных сил. Стоило туману расступится, как раскрывалось видение – бойня, тела воинов веры, фермеров, и всех тех, кто носил на себе знаки Христовы, и распахнутые двери особняка, в котором не стихали ни на минуту вопли агонии, там было холодно, и страшно, воняло потом, но не так сильно, как болотистым смрадом. Люди в чёрных одеждах, и масках расхаживали по особняку изучая каждый сантиметр нечестивого пространства, с невероятным презрением. Стены особняка украшали не только картины – но и дурманящая рассудок кровь, металлический привкус играл на языке, а рядом с ним распластались красные мантии – порванные, грязные, такие же, как и плоть их владельцев. Кто-то был на грани смерти, и бормотал неразборчивые гортанные звуки явно взывая к нечестивым силам. Но самым важным в этом всём была наиболее важная в этом месте комната – огромный бальный зал, использованный явно не по назначению, исписанный руническими знаками, на которые было больно смотреть. И огромный символ Сатаны, иссохший до кровавой корки за время проведения мрачных ритуалов. Внутри него – стул, и мужчина. Лысый, с бешенным оскалом и безумным взглядом, а вокруг – люди в масках, в чёрных одеждах, с крестами. У одного из них маски и вовсе нет, и капюшона тоже, лишь выразительная ухмылка и убедительное лезвие ножа в руках. Его зовут Генрих, Генрих Праведник. - Господин Де Джентиле, не будете ли вы столь любезны рассказать мне как так произошло, что весь Баронский двор находился в чертогах вашего особняка, как так произошло, что сердце вашего лорда было вырвано в чертогах этой комнаты, как так вышло, что жена фермера Абеле предала свой брак, и успела совокупиться с тридцатью семью мужчинами за ночь, и по возвращению домой научиться ползать по потолку, управлять зверьем, и испытывать нечестивый экстаз от ощущения Боли? – у Генриха был богатый опыт в мучениях людей, любое его действие имело смысл, каждое его действие вносило свою лепту в том, чтобы расколоть разум человека как грецкий орех, чтобы выдавить признание из любого еретика. - Господин Де Джентиле, как так вышло что вы – лидер гильдии торговцев, проводите такие мерзкие и отвратительные церемонии прямо у себя в особняке, и никаким образом не страшитесь гнева Господнего. Сударь, как так вышло, что ваша душа черней, чем эта ночь? Как так вышло, что ваш любимый сын Фертольд, возлежавший с Дьяволом, что был в форме кролика, прибывшего в ваш сад, на прошлой неделе неожиданно растворился в воздухе к этому закату? - на лице Праведника играла хитрая ухмылка, щелчком своих пальцев его подчиненные сорвали мантии еретика, и оставили того с оголенным торсом, и кое-чем ещё. – Вы ведь расскажете мне всё с самого начала, и до самого конца, не так ли господин Де Джентиле? Вы расскажете мне, куда исчез ваш потомок, верно, господин Де Джентиле? – заинтересованный взгляд Генриха окинул взглядом сатанински круг, и вернулся к Дьяволопоклоннику. - Этой ночью многие отдали душу Дьяволу, - хищный взгляд Генриха метнулся к предплечью Де Джентиле, и его лезвие медленно, и нежно впилось в плоть, глаза еретика широко распахнулись от боли. – Но вы, господин Де Джентиле этой ночью отойдете к Господу, и я об этом лично позабочусь.

Приходская библиотека Мы должны заново открыть силу молитвы: молиться — значит приблизиться к тому, кого мы призываем, кого встречаем, благодаря Которому мы живём. Опыт молитвы — это принятие преображающей нас благодати. Дух, дарованный нашему человеческому духу, обязывает нас жить так, как учит Слово Бога. Молиться — значит включиться в действие Бога в истории: Он, Господин истории, благоволил соделать людей соработниками своими.